– А с деревней?..

Я бросила косой взгляд через плечо на едва только начавших успокаиваться жителей Роны и снова повернулась к графу.

– Действуем по плану. Проследите, чтобы мы получили ровно то, что потребовали в начале. И… если у убитого была семья, с нее брать ничего не нужно. На их долю и так хватило бед.

Граф кивнул, принимая мои ответы, после чего парой коротких приказов разделил наш маленький отряд на две части, и вот уже я во главе одной половины ехала к основному составу войска, физически ощущая, как в меня где-то между лопаток упирается тяжелый, колючий взгляд взятого под стражу комтура.

Кровь с лица я худо-бедно оттерла, насколько это можно было сделать, не сняв шлема. Харакаш ехал рядом, обеспокоенно поглядывая, поигрывал желваками и явно хотел завести разговор, но останавливал сам себя. Я была ему благодарна – в душе зрело ощущение неминуемо приближающегося дерьма, чувство опустошения никуда не исчезло, а в голове не было ни единой дельной мысли. Какие тут разговоры в таком состоянии?

Добравшись до лагеря, я сразу заметила нездоровое оживление в стане храмовников, стоило тем увидеть, как их командующего ведут под белы руки и, заковывая в кандалы, крепят цепью к одной из повозок. Охранявшие комтура не давали храмовникам подойти к нему, и становилось ясно: еще чуть-чуть, и ревнители веры попытаются перейти к активным действиям.

– Останови их. Они должны тебе подчиняться. – Хриплый голос островитянина заставил меня бросить в его сторону короткий взгляд. Он неотрывно следил за наседающими на охрану храмовниками, беспокойно шевеля пальцами на рукояти притороченного к седлу меча.

Я собралась было спрыгнуть с седла, но Альвин, едущий сразу за мной, остановил меня.

– Они не смогут его подчинить, а напугать такого коня сложно, – коротко пояснил мой оруженосец, а Харакаш добавил, что я буду казаться куда внушительнее, нависая над ними с высоты конской спины. – И так действительно куда безопаснее… – произнес он, помедлив, и тут же послал свою кобылу следом за Гаратэ.

Мое приближение в момент усмирило взбунтовавшихся. Ханс, вольготно привалившись боком к стоящей повозке, рассматривал густые, полные снега зимние облака, ползущие по небу, и лишь на миг бросил на меня раздраженный и в какой-то степени даже презрительный взгляд. Но молчал, что в данной ситуации для меня было лучше всего.

– По какому праву… – завелся с пол-оборота один из храмовников, зло смотря на меня из-под капюшона. Уже не юнец, но не старше Альвина на вид, он, скрестив руки, вздернул подбородок и моментально перешел на повышенный тон, вызывая во мне глухое раздражение, – …вы посмели заковать комтура Алой крепости?!

Я молчала, удостоив зарвавшегося служителя лишь коротким взглядом, и, хмуро разглядывая вышеобозначенного комтура, заметила, как вздрогнули уголки его губ, скрывая усмешку.

Так, значит, тебе, падла, весело! Убил человека, а теперь стоишь довольный и слушаешь, как выпестованные тобой щенки тявкают на хозяйскую руку?! Ну, хорошо, будет тебе веселье!

Переводя взгляд обратно на стоящего чуть сбоку от Гаратэ храмовника, что аж покраснел от моего пренебрежения, я смерила его долгим взглядом. Потом медленно оглянулась.

Вокруг нас, образовав небольшую зону отчуждения, стояли солдаты. Они едва слышно перешептывались, и я уже знала, что большая часть из них явно в курсе произошедшего в Роне.

– Вы заблудились… – начала я, чувствуя, как шепотки замирают и это придает мне уверенности. Я здесь главная. Я здесь – рука правосудия, наделенная властью – как светской, так и божественной.

Мои мысли замерли, ощущение пустоты в груди вдруг исчезло, а в голове раздался знакомый тихий смешок. И голос.

«Явилась…» – вздохнула я мысленно, испытывая странное облегчение. Светозарная не ответила, явно сочтя это ниже своего божественного достоинства, и я ощутила легкий толчок в сознании, мол, ну, давай, где представление?

Пауза тем временем затягивалась, и потому требование божества оказалось весьма кстати.

– …Заблудились в собственном невежестве, гордыне. В ощущении собственной значимости. И в чувстве собственной непогрешимости. – Я замолкла на мгновение, глядя в глаза комтура, по-прежнему игнорируя стоящего перед Гаратэ храмовника. – Ошибаются все. Каждый может оступиться под бременем власти, под тяжестью прав и обязанностей, что взял на себя когда-то и груз которых увеличивался с каждым годом. Но ответственность за ошибки лишь возрастает, когда большими правами себя наделяет человек. Сегодня мы решаем судьбу комтура Алой крепости, брата-рыцаря Ханса, который, поддавшись гневу, убил старосту Роны вопреки моему приказу.

Переведя дыхание, я обвела взглядом собравшихся. Храмовники были растеряны – они вопросительно смотрели на своего командира, тот безразлично пожал плечами и произнес на храмовом наречии лишь одну фразу: «По заслугам». Стоящий передо мной служитель вновь повернулся ко мне и едва только открыл рот, как я послала Гаратэ вперед, вынуждая храмовника, сразу растерявшего весь свой пафос, отскочить в сторону.

– Как ты сказал, комтур? «По заслугам»? И с каких это пор у тебя есть право решать поперек моего слова, слова защитницы веры, избранной Светозарной, кто и что должен получить по заслугам?

– Он оскорбил Ее! – От выдержки Ханса не осталось и следа, он сделал шаг вперед, натягивая цепь, и сжал кулаки.

– Он задел тебя. Или после того, как ты начал оспаривать решения магистра Ирвина, тебе показалось этого мало, и ты возомнил, что вправе решать за Ту, которой поклялся служить? – Комтур еще только набирал воздуха в легкие, чтобы ответить, а меня уже понесло: – Так я скажу тебе, гордец, что для того, чтобы оскорбить божество, нужно быть по меньшей мере чем-то более выдающимся, чем просто человеком! Все эти, – я вовремя остановила себя, удержавшись от фразы про крестовые походы, – напыщенные слова об оскорблении божества не более чем ширма, за которую ты и тебе подобные прячут свои собственные эгоистичные желания! Свою гордыню! Свою жажду править и управлять чужими жизнями едва ли не наравне с божеством, которому вы приносите клятву служения, а на деле – покупаете себе прощение всех грехов и безнаказанность!

В воздухе повисла напряженная тишина, в которой мы с комтуром сверлили друг друга тяжелыми взглядами.

– Не тебе говорить о гордыне и власти, принцесса, – буквально выплюнул Ханс, презрительно кривясь.

«Дай-ка я…» – вдруг четко услышала я в своей голове, а потом меня… отодвинули? Наверное, только это слово подходит для описания испытанных мною ощущений. Мир перед глазами вдруг начал двоиться, звуки отдалились, словно бы доносясь через плотную вату, а на меня накатила паника от того, что я перестала ощущать тело, зависая в собственном «нигде».

Стараясь перебороть все неприятные ощущения, я старательно прислушивалась и всматривалась в окружающий мое тело мир. Светозарная повела плечами, картинка дрогнула, а потом я увидела, как комтур, покраснев от напряжения, с вздувшимися венами медленно опускается на колени. Он явно пытался сопротивляться, но силы были совершенно не равны.